«Мама била меня несколько часов. Удлинителем, потом руками, била головой о стены». Пять историй материнской нелюбви

Боль • Екатерина Ажгирей
Если уж говорим о домашнем насилии, обычно в голове всплывает картинка агрессивного отца, которого не может усмирить сердобольная мама. Но что делать, если тебя избивает собственная мать? мы так оберегаем родительскую любовь, а по данным правозащитного движения «Сопротивление», 77% детей, переживших насилие, пострадали от своих родителей, 11% — от родственников и лишь 10% — от посторонних людей. иногда детей нужно защищать не от внешнего мира и интернета, а от собственных матерей. Возраст и имена некоторых героинь изменены в целях сохранения анонимности.

Алина, 32 года: «Она начинала меня бить, приговаривая: «Поняла, за что?!». Если я угадывала, удары становились сильнее»

«Я воспитывалась в бедной семье, родители вечно скандалили из-за денег. Отец пил, мама устраивала истерики, злость и бессилие срывала на мне. Сейчас я понимаю, что скорее всего она любила меня, но от невозможности обеспечить нам нормальное существование ненавидела этот мир, себя, моего отца и меня. У нее были свои психологические травмы из-за похожего воспитания и пережитого изнасилования. Били и унижали меня почти ежедневно, повода для этого не требовалось. Будь то реальная провинность, не такое выражение лица или не та интонация – бывало, и без объяснения причин. Мама вполне могла вспомнить косяк двухлетней давности и отлупить меня за него. Била она меня тем, что первое под руку попадется: веник, ремень, тапка, чашка, железная 60-сантиметровая ложка для обуви, шнур от удлинителя. Отец меня тоже порой бил, но не так сильно и часто, как мать. Он в основном использовал ремень. Обычно папа подкидывал идеи для наказания: стоять в углу с голыми коленями на горохе/соли/гречке два часа. Как увлекательно было потом весь вечер иглой выковыривать гречку из коленей... Или стоять зимой на неотапливаемом балконе несколько часов в домашних майке и шортах.

Однажды на день рождения мне подарили первый телефон, мне исполнялось лет девять, это был кнопочный LG. Наше состояние немного улучшилось по сравнению с более ранним детством. Но телефон мне даже подержать не давали, зато им с радостью пользовалась мать. Сидя в поликлинике в очереди и, видимо, устав от моего нытья, она дала мне поиграть в игры на нем. Помню, там было только судоку, но всё же лучше, чем пялиться в стену. В какой-то момент ребенок, зашедший сдавать кровь из пальца, закричал – и я выронила телефон из рук. По взгляду матери поняла – лучше бы мне провалиться сквозь землю. Дома она меня била несколько часов. Сначала удлинителем, потом просто руками, тягала за волосы, била головой о стены.

Непрерывно и в красках расписывала, какая я тварь неблагодарная, как она выкинет меня на улицу, насколько у меня руки из задницы и что я натворила. В школу я не ходила еще неделю, так как на мое лицо было страшно смотреть даже матери.

Однажды, когда я делала уроки, она залетела ко мне в комнату, оттаскала за волосы, разбила об меня кружку и просто наотвешивала пощечин, потому что отец забыл закрыть вкладку с порносайтом и свалил всё на меня. Хотите знать, как научить ребенка писать без ошибок? При каждой помарке бейте ребенка по пальцам линейкой: чем больше ошибок, тем больше раз бьете. При этом не забывайте орать о том, какое он тупое ничтожество. Затем заставляете его переписывать, и так пока не напишет чисто.

Также мне часто доставалось «авансом». Мол, завтра точно накосячишь, чего тянуть? Или «чтобы знала, что будет, если напишешь контрольную ниже четвёрки». Порой мать прямо с порога, не сняв верхнюю одежду, начинала меня бить, приговаривая: «Поняла, за что?!». Если я угадывала, удары становились сильнее, а если нет, то слышала: «Ты еще и это сделала, засранка?!» – и игра продолжалась. Помимо избиений на меня ежедневно лился поток грязи и унижений. Хотя я все делала по дому, готовила, в школе была хорошисткой без проблем с поведением. Вскоре отец начал пить сильнее и подобное поведение полилось и от него. Причем за стенами квартиры мои родители слыли милейшими людьми: веселыми, умными и интересными. Только вот с дочерью им не повезло. В итоге я несколько лет борюсь с социофобией и депрессией».

Надежда, 22 года: «Она говорила, что сдаст меня в детский дом, а я и не боялась этого»

Я росла в обычной семье: родители старались давать по возможности все, чтобы я не чувствовала себя обделенной. Папа пил, бил маму, но меня не трогал. У меня была старшая сестра, не родная, мама взяла ее под опеку, когда мамину сестру лишили родительских прав. Она и занималась мной практически все время, обучала дошкольной программе, объясняла весь школьный материал, сейчас именно ей я обязана всем, что знаю и умею. Я не помню, чтобы мы в семье говорили друг другу о любви. Только сейчас иногда в смс проскакивает, когда кто-то из нас уезжает или летит далеко – и то мне сложно это говорить, хотя понимаю, что надо. Я не помню, чтобы мама меня обнимала – может, когда совсем маленькая была, а в сознательном возрасте – нет. Первые обиды начались, когда мне было лет шесть: я любила перед сном желать маме спокойной ночи (лучших снов, любимых снов, звездных снов и еще куча слов, которые я считала умиляющими), затягивалось это надолго, поэтому она с раздражением говорила «хватит», и уходила спать. Это уже было, когда мама с папой развелись и у нее был другой мужчина. Она оставляла меня одну в комнате, и уходила к нему спать.

Когда сестра уехала учиться в Минск, уроками со мной приходилось заниматься моей маме. Она часто била меня по голове, орала, когда я что-то не понимала, лупила, говорила, что я тупая, дебилка, что буду мыть унитазы на вокзале и стану, как моя тетя, которую лишили родительских прав из-за алкогольной зависимости. Бывало, мама заставляла учить школьную программу до самой ночи, сквозь слезы и ор, постоянный ор.

Уже когда я подросла, я стала отвечать ей, если она била меня. Я била в ответ, потому что не могла больше терпеть.

Она говорила, что сдаст меня в детский дом, а я и не боялась этого. Под ее давлением я могла раскричаться изо всех сил, а она говорила, что я больная и мне надо лечиться. Говорить с ней на эту тему мы не пытались, только сейчас, когда у меня появился свой ребенок, она пытается мне говорить, как надо его воспитывать. Для меня она последний человек, который может давать советы по воспитанию детей. С этого обычно и начинается наша ругань, я ей вспоминаю все, и довожу до слез. Конечно, я не хочу этого, оно получается само собой – пусть ей тоже будет обидно. Есть моменты, за которые я ей благодарна, но все они случались, когда я была уже взрослой, а детская травма и обида осталась, и со временем не уходит. Обидно понимать, что ей уже почти 50 лет, и в силу опыта она могла бы попытаться признать, что была не права, воспитывала меня неправильно, но вместо этого она до сих пор переводит на то, что я такая плохая родилась.

Больше всего я боялась, что мне придется жить с ней всю жизнь, боялась, когда она вечером приходила домой. Боялась, когда получала двойку, потому что нормальная мать поговорит с ребенком, спросит, почему так вышло, попробует решить проблему, поможет. А моя сразу била и орала, что я дура и позорю ее. Хотя это она сама себя позорила, воспитывая ребёнка таким образом. Она упрекала и наказывала меня за все, даже за лишний вес. Похвалы не помню, может что-то незначительное.

Сбегать я не сбегала никогда, один раз хотела уехать, но она взяла мой телефон, прочла переписку и запретила общаться с подругой, которая помогала мне в этом. Мне было 14 лет. Люблю ли я ее… Не знаю, у меня нет к ней такого чувства, как к папе, но чувство благодарности есть, она мне сейчас хорошо помогает. Я не знаю, почему она была такой, я пыталась думать о причинах, понять ее, но не смогла. Сложного детства, которое могло наложить отпечаток на жизнь, у нее не было. Может, ей просто не был нужен ребенок, а рожать надо, чтобы было «как у всех».

В 19 лет я впала в депрессию, месяц или два сильно пила, пыталась покончить с собой и убить свою семью (мужа и ребенка), чтобы не мучались без меня. В тот момент обвиняла маму. Говорила мужу, как сильно ее ненавижу, что я стала такой, потому что это её вина. Я думала, у меня жизнь закончилась в тот момент: были зрительные и слуховые галлюцинации, я чувствовала себя беспомощной. Мама отвела меня к врачу. Поддержала, позаботилась – уже через месяц я была другим человеком.

Но сейчас стараюсь не обращать внимания ни на что: ни на неадекватность мамы, ни на мелкие ссоры с мужем. Стараюсь не нервничать, чтобы снова не стать такой. Стараюсь забыть обиды и жить по-другому. Со своим ребенком я никогда не буду общаться через насилие. Строгость есть, но я стараюсь хвалить его за все, поддерживать, разрешать ему шалости и дурости, чтобы он чувствовал себя беззаботно. Хочу быть ему другом, а не врагом. Если бы я могла вернуться в детство, я бы просто молча ушла к папе. Ничего не сказала бы, только самой себе – чтобы хорошо училась. А в 18 лет свалила бы учиться в другую страну. Единственный плюс этого насилия в том, что я знаю, чего не буду делать со своими детьми, и как важна в семье любовь.

Катя, 18 лет: «Разбивали нос, били скакалкой, ремнём, шваброй, таскали за волосы»

У меня токсичная мать. На протяжении десятков лет каждый день каким-либо образом она выедает мне мозг. Я молчала очень долго, лет до 16, думала: то, что происходит в семье — норма. Мать пыталась вырастить из меня «супер-ребёнка». Меня били с самого детства, причём оба родителя. За любую мелочь, за любую оплошность – сразу насилие. Били достаточно жестоко. Разбивали нос, били скакалкой, ремнём, шваброй, таскали за волосы, один раз мама кинула мне в ногу тарелку. Сейчас там шрам и гематома. Я стала шарахаться даже её поднятой руки. Думала, что будут бить. Это происходило даже за тройку в школе. Я стала врать насчёт оценок, но было только хуже. Девять классов я закончила без троек.

Самое страшное — это нелюбовь к своему ребёнку. «Сделаешь что-то (помоешь посуду, пол) — я тебя обниму». Я открыто спрашивала у неё: «Ты любишь меня только за что-то?» Она отвечала прямо: «Да».

Были постоянные издёвки. Я всё воспринимала близко к сердцу, часто говорила, что она мне больше не мать. Когда участвовала в олимпиаде и получила не очень хороший результат, она со мной не хотела разговаривать, потому что я «её только позорю». Говорила, что я глупая, тупая, ничего без неё не смогу, что я полный ноль. Унижала меня при людях. Говорила о личном. Однажды сказала, что во мне нет ничего: ни красоты, ни ума, что я ничего не умею и никому не нужна, — мне только на трассу идти работать. Да, и шлюхой меня называла, когда я один раз пошла гулять с девочкой, не сказав матери. В подростковом возрасте был постоянный контроль: «Почему ты так долго? Где ты?» Никогда не интересовалась, чего хочу я, всегда делала то, что хочет она, ведь так было «лучше» для меня. Настроила против меня родственников. Я чувствую себя одинокой среди них... Они тоже меня унижали, а я вообще ничего плохого им не сделала.

Знаешь, каким психованным человеком я выросла? Как только она доведет меня, я просто выхожу из себя и начинаю колотить всё в доме. Я никому не могу доверять, постоянно чувствую за всё вину и живу в одиночестве. При этом у меня два брата. Отец их, конечно, любит больше, чем меня. Он мне говорил, что сделает подарок за то, что я закончила девять классов без троек и сдала русский на 100 баллов. Отец купил брату велосипед, который он попросил. Я тоже в детстве просила велосипед, но мне его так и не купили. А сейчас хочет купить ему ещё телефон. Брат закончил только первый класс. Я не завидую, я люблю братьев, но мне обидно.

Я закончила музыкальную школу, потому что так хотела мама, а я хотела рисовать... Потом ходила на танцы и бросила их. После этого мать выгнала меня из дома. Если бы не бабушка, я бы домой вернулась только с полицией. Танцы не нравились все 10 лет. Я туда ходила, просто чтобы меня не били.

Родители пытаются сделать меня полностью зависимой от них, отец даже хочет забрать мою долю в квартире. Ведь у его сыночков всего по 10%, а у меня аж 40% — это подарок покойной бабушки. После моего 18-летия они уже вербуют меня, мол, я должна отказаться от своей доли. А мне это так противно. Нет никакой поддержки и никогда не было, я одна. Я им не нужна.

Я резала себе руки. У меня постоянные боли в голове. Я выбилась к врачу, хотя мать мне запрещала. Врач прописала препараты, но мать их не покупает – ей попросту плевать.

У меня подвывих шейного позвонка, нужна мануальная терапия, но, она дорогая, поэтому: «Ходи, Катя, с подвывихом и страдай от зажатых нервов». Я боюсь, что скоро умру. Бывало и такое, что меня доводили до ужасного состояния. У меня высокое давление. 175/110 в 18 лет. Итог – ребёнок, который не верит ни в себя, ни окружающим. Одинокий, замкнутый, каждый день находящийся в ужасном депрессивном состоянии. Не сойти бы с ума и не отправиться бы в психушку... А мать ещё требует хорошего отношения. Но до сих пор просит сделать что-нибудь за простое объятие.

Анна, 26 лет: «Она кричала, что я шлюха, а мне даже представить поцелуй с мужчиной было противно»

В семье было принято, что все воспитательные работы со мной проводит только мать. Отец меня не трогал – за исключением одного случая. Моя мама – очень эмоциональная и агрессивная женщина. Ругались мы часто, поводом для выволочки могла служить даже невымытая посуда. С пяти до 12 лет я жила у бабушки, дома появлялась крайне редко, маму часто видела выпившей. Она то плакала и просила остаться, то угрожала, что зарежет меня. Это синька. Часто, ругаясь с отцом, или имея проблемы на работе, она цеплялась к малейшему моему проступку, и п****ла [била] меня нещадно. Однажды избила шваброй. Била по коленям и рукам, говоря, что прекратит, если я ей дам по заднице себя побить. Мне было 12 лет. Когда я сбежала из садика, она избила меня ремнем. Я боялась свою маму лет до десяти. Она кричала на меня, когда я не могла сделать уроки с первого раза. Переломный момент, когда она поняла, что через страх уже влиять на меня не выйдет, случился в 16 лет. Она наорала на меня, как обычно, из за какой-то мелочи, я ответила, мы впервые подрались. Она кричала, что я шлюха, а я на тот момент блевала только от одного прикосновения мужчин – даже поцелуй представить противно с ними было. Я ей сказала, чтобы за своими мужиками следила (у неё был папа и ещё кто-то левый), она меня выгнала. Я долго гуляла, попыталась ночью вернуться в дом, она не пустила, я ночевала у подруги. После этого она не сильно агрессивничала – думаю, отец с ней говорил. Однажды ночью она выгнала меня снимать деньги – меня тогда чуть не изнасиловали, я испытываю от этого панические атаки даже спустя шесть лет.

Фото: Claudine Doury

Аня, 15 лет: «В прошлом году у нас появился отчим. Я начала получать от матери из-за того, что он постоянно её провоцировал»

«Первое воспоминание об избиении – первый класс, мы учим буквы. Я не знаю, что я делала не так, но точно помню, что тогда пошла умываться холодной водой, чтобы успокоиться, и чувствую – что-то в горле застряло. Я откашлялась, а из горла, простите за такую откровенность, какой-то красный комок, будто мясо. Маме я ничего говорить не стала, прошло уже больше восьми лет, а я все ещё не могу понять, что это было (крови во рту не было). Мать может дать мне чем-то по лицу, как-то я пошла в школу с синяком, на все вопросы одноклассников и одноклассниц отвечала, что это я упала, об косяк ударилась, полы, мол, скользкие. На маму не держала обиды, у меня была бабушка, которая давала мне всю недостающую любовь.

Всё происходило по одному сценарию: мама приходила домой, видела косяк, озверевала и начинала меня бить. Кидалась чем ни попадя: сковородками, ножами и вилками, стульями. Убежала? Молодец, значит подожди пять минут, и иди убирать. Не успела? Ну что, тогда будешь ходить неделю с болью в пояснице или ноге. Что? Жалость? О чем вы! Мама спокойно курила, а потом либо продолжала дальше, либо шла спать. Иногда доставалось и моему брату. Я уже разучилась реветь от боли и физической, и моральной, а он все ещё может слёзы пустить от того, что я не разрешаю ему в компьютер поиграть. Какое-то время он пытался меня защищать, но за это сразу же получал ремнем, и посильнее, чтоб неповадно было.

Фото: Claudine Doury

Мне некому об этом рассказать и не хочется, чтобы мать за это осуждали. В прошлом году у нас появился отчим. Сначала он показался адекватным, пока я не пожила с ним два дня в квартире. Он был гомофобом и сексиситом, ещё и смеялся противно очень. За этот год я стала очень неуверенная в себе, стала меньше говорить и многое замалчивать. Начала получать от матери из-за того, что он постоянно её провоцировал. Позже он решил, что теперь может меня воспитывать – они с мамой начали ходить на собрания и постоянно спрашивать про меня. Он вёл себя при этом как настоящее быдло. После одного из собраний он заставил меня удалить страницу в ВК, я решила ему ответить. Поворачиваюсь, только начинаю говорить: «Да почему вы лезете не в своё де...» – и мне прилетает пощёчина. Да такая, что я падаю.

Смотрю на мать, у меня слёзы на глазах, а она в ярости несусветной. Что она сделала? Начала меня бить, а этот сидел на диванчике и приговаривал: «Ну хватит, Любка, хватит». Потом мама слезно извинялась, я сильно ревела, а этот хрен ходил из угла в угол.

Со мной потом случилась такая апатия, что я ничего делать не могла. Ни пить, ни есть, ни спать, ни встать. Так продолжалось, пока он не ушёл. Сейчас я более-менее в порядке, но заметила, что мама снова начала с ним общаться, стала агрессивнее. Бывает, за волосы схватит, нагружает делами по дому, притом, что я сама, на добровольных началах, могу сделать уборку. Меня обзывают жирной, уродкой, тупой, толстозадой, иногда проскакивает слово шлюха, но дело в том, что я гуляю только с подружками, а так сижу 24/7 дома, не даю поводов себя так называть. Свою мать я люблю и ненавижу, поэтому решила, что после того, как заканчиваю учиться в школе, сразу же начинаю работать и копить деньги, поступаю в институт на бюджет в другой город и живу там. Потому что больше не могу это терпеть».

Что делать, если вы узнали себя в одной из историй

В случае любой ситуации, когда вам нужны психологическая помощь специалистов, можно позвонить по телефонам:

8 (017) 290-44-44 – телефон экстренной психологической помощи для взрослых
8 (017) 246-03-03 – телефон экстренной психологической помощи для детей
8 (017) 245-61-74 – телефон городского Центра пограничных состояний

«Минский городской центр социального обслуживания семьи и детей» по адресу Чеботарёва, 6а бесплатно работает с семейными проблемами. Получить помощь можно на базе диспансера и в клинических больницах. Оказавшись в ситуации насилия, школьники или студенты могут обратиться в социально-педагогическую службу, к педагогу-психологу либо социальному педагогу. Телефон доверия для детей и подростков (8-017-246-03-03), его работники должны выслушать историю и перенаправить в нужные учреждения. В случае любого физического насилия важно обратиться за хоть какой-нибудь помощью. И не молчать.

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Почему чувствовать себя уродом – это не страшно. Колонка в формате видео

Боль • С. Романова, Н. Рогатко

Почему на любого «урода» всегда найдется второй «урод», которому он понравится? Почему у журнала Makeout и газеты СБ одинаковые претензии к KYKY? И как наконец перестать разделять людей на враждующие касты и полюбить свободу? Саша Романова и Настя Рогатко обсуждают исследование языка вражды в беларуских медиа от журнала Makeout и удивительную историю трансгендера Олега, который раньше был Леной.