«Блестящие» – это большая часть моей жизни (Жанна Фриске была вокалисткой группы с 1996 по 2003 год – прим. KYKY) — и она такая светлая, добрая. Если сейчас мне дать такие перелеты, такие переезды, такие гастроли — не думаю, что могла бы это все выдержать. А тогда за копейки, порой бесплатно, пять часов езды из Нефтеюганска в Нижневартовск по снежной целине, в пазике, где ни сесть, ни лечь нормально. Не есть, не пить, не высыпаться сутками, неделями, месяцами. Проехать всю Сибирь, всю тайгу, через Эвенкию и Чукотку на Дальний Восток, останавливаясь во всех мало-мальских ДК. Пятьдесят три концерта в месяц! И все это было страшно интересно: мы же были совсем молодые девчухи. Я самая старшая — 22 года, Поле Иодис едва 17 лет исполнилось…

Костюмы были синтетические, ты их после концерта в комок — и в чемодан. Пока доедешь из одного сибирского города в следующий, все эти наряды в багажнике замерзнут, и ты свой мокрый, заледеневший костюм должна на себя надеть и опять выйти на сцену. Мы не видели Москвы, мы не слышали родных, забыли, что такое пойти в парикмахерскую, но мы не уставали и, главное, научились выживать.

Как, например, тогда выглядели концерты на Чукотке: сцена стоит посреди снежной равнины, а зрители вместо цветов кидают тебе закрученную в полиэтилен колбасу.

Потому что цветов, пока Абрамович там не навел порядок, на Чукотке, ясное дело, не было. Да что цветы — ты иной раз минеральной воды не мог попить, потому что она не продается в этом городе. В буфете нет ничего — кроме Yupi, березового сока и соленых огурцов. И вот ты растираешься хорошенечко водкой, потому что нужно работать на морозе, а на тебе, образно ­говоря, только майка, шортики да кеды. Но без этой школы я бы вряд ли научилась общаться с пуб­ликой. Перед кем мы только ни работали! Бывало, что вместо сцены стоял грузовик, как на войне. Один борт откидывается, нас туда поставили, магнитофон включили — танцуй, выступай.

Были времена, когда устроителями концертов были бритоголовые серьезные пацаны. Но с ними было до­говариваться как-то проще, чем с организаторами, которые просто пытались собрать кассу, продав концерт за три месяца вперед. Нам говорили — выходи на сцену при полном зале, а мы отвечали — мы без гонорара не можем, нам московский продюсер не разрешает. А они тогда: не понимаем такого слова, вы на нашей территории и должны наши законы ис­полнять. И уже вязались какие-то полотенца, баррикадиро­вались гримерки, и мы уже были готовы бежать через окно второго этажа. И было такое, что, девочки, либо вы выходи­те, либо у вас будут большие проблемы. Ну и ты понимаешь, что не хочешь иметь отрезанный палец — в лучшем случае. И выходишь на сцену, потому что да, такие были правила, такие были законы суровые. Для воров в законе, кстати, выступали. Мы смотрим — а лица-то тревожные. И ни одной женщины в зале. А бывало и так: выходишь на сцену в военной части — и весь зал встает. Что ты там поешь — без разницы, уже такой тестостерон витает в воздухе.

Само понятие «райдер» появилось намного позднее. А без него — вот тебе икарус, живи в общаге, где туалет на первом, а общий душ на третьем, а ты живешь на втором.

Я почему-то хорошо запомнила поездки по шахтерским городам. Где в шахтах уже ничего не добывают, а люди там остались. Они живут впроголодь, им не до шоу, они приходят с такими измученными ли­цами. Это страшно, больно. Или когда нас отправили к ребятам во время очередной чеченской в Бурденко. Послали по палатам — не петь, общаться. А ребята лежат без рук, без ног, им не в кайф было на нас смотреть. Это как благотворительность такая, но никакая это была не благотворительность. Лежат парни лет двадцати, без рук, без ног. И тут заявляются молодые, здоровые девчонки: «Здравствуйте, вот мы к вам пришли!» Что еще можно было сказать? Мы рыдали как белуги. Очень быстро лечится звездная болезнь, все короны сразу сбиваются.

Я могу на себя взять ответственность за все эти огромные ботинки и блестящие штанишки, в которых мы сначала выступали. Мы в таком виде объездили практически все стадионы и ночные клубы страны. Андрей потом переключился на «Амегу» (Андрей Шлыков, исполнительный продюсер «Блестящих» – прим. KYKY). И вот мы потихонечку стали приунывать и потухать. Девочки из подростков превратились в молодых женщин, и поэтому, естественно, натягивать на них легинсы и огромные платформы было бы нелепо. Нужно было этот продукт несколько переупаковать. Именно тогда я поехала в Штаты и привезла нам наряды, такие, что — эх! Просто караул. Я сейчас смотрю: боже мой, мы выступали перед Путиным в прозрачных платьях, почти топлес.

Когда ушла Ольга Орлова, мы сначала выпустили «Белым снегом», потом «За четыре моря», и дальше пошли «Бананы-кокосы», «А я все летала», бомбовые суперхиты, после которых новая волна уже других «Блестящих» и пошла. И шоу-бизнес пошел в несколько другое русло, артисты стали зарабатывать на частных вечеринках. Насколько я знаю, старая школа — Валерий Леонтьев, к примеру, — эти артисты работают только по залам, до сих пор ездят в туры. А мы, так называемое молодое поколение, не брезгуем… Хотя зачем так говорить? Ведь это, пожалуй, основной заработок наш: корпоративы, частные мероприятия, выступить-поздравить. Я в больших концертных залах уже очень давно не работала. Если честно, по этой атмосфере я сильно скучаю, потому что именно там проходят выступления настоящих артистов.

Интервью: Екатерина Дементьева для материала «История поп-музыки от Ветлицкой до Елки 1991-2011», Afisha.ru